Богадельня - Страница 101

101

– Мы рады, что вы готовы сотрудничать. Не могли бы вы предсказать нам… э-э-э… будущее Гильдии? Возьметесь?

По рядам Душегубов прокатился слабый ропот. Подобного вопроса к провидице никто не ожидал.

– А почему бы и нет? – с вызовом ответила девушка.

– Прекрасно! Тем более что мы никуда… э-э-э… не торопимся, – толстячок двусмысленно хихикнул. – Итак, милочка?

Видение пришло почти сразу. Призрачное пламя охватило зал капитула, сжигая без остатка сидящих в нем людей. Лизнуло стены, потолок, превращая все вокруг в картину с блеклыми красками. Картина трескалась от дикого жара, кусочки настоящего с шелестом осыпались, обнажая старый холст. Вот уже занялась ткань основы. По холсту расползались черные дыры, изображение пеплом осыпалось под ноги, и там, по другую сторону гибнущей реальности, сквозь пламя начал проступать иной, скрытый до поры мир.

Городские стены. Флаги на башнях. Через открытые ворота тянется вереница телег. Ярмарка? Наверное. Но чего-то не хватало в толпе, чего-то очень важного… Еще мгновение – и Матильда вдруг прозрела полностью. Никто не был обременен позорной тяжестью оружья! Протазаны, бердыши, пики, мечи, столь привычные глазу, ставшие едва ли не частью тела любого простолюдина, неотделимые от его облика, – их не было!

Ни у кого.

Взгляд птицей метнулся через стену, рухнул на улицы и площади: везде, везде одно и то же! Нищие и ремесленники, пекари и судейские, писари и слуги – никто не имел при себе оружья. Куда смотрит стража?! Ага, вот и блюстители порядка. В кольчугах, в высоких шлемах-шишаках; старший – с саблей у пояса, остальные – с алебардами. Преисполненные чувства собственной значимости, стражники шли по улице, не обращая ни малейшего внимания на преступно безоружную чернь!

Из-за угла показался всадник. Рыцарь. Народ почтительно расступается, освобождая дорогу. Всадник едет мимо. По крупу коня хлопает длинный меч в ножнах. Она уже видела подобное! видела! Когда гадала Виту… Взгляд скользит дальше: кривые улочки, черепица крыш. Кого она ищет? Ах да, конечно! Ей надо увидеть будущее Гильдии, узнать, чем занимаются Душегубы в этом странно искаженном мире. Но почему взгляд раз за разом промахивается, слепо тычась в лица прохожих? Где дома гильдейцев, где они сами, где проводимые ими Обряды?

…Видение медленно меркло.

Слова родились вслепую.

– У вас нет будущего.

Матильда не знала, что творилось в зале за время ее пророчества. А здесь творилось небывалое. Качнулись, бледнея и истончаясь, свод и стены, подернулись рябью, готовые рухнуть, и тайна улыбнулась Совету Гильдии улыбкой, какой не было в их арсенале. А едва Душегубы успели перевести дыхание, едва все стало прежним, привычным, – раздался голос пророчицы:

– У вас нет будущего.

– Как тебя понимать?!

Голос толстячка сорвался, «пустил петуха».

– Я не увидела Гильдии в будущем, открывшемся мне.

Пауза. Замешательство. Гул голосов.

– Рекомендую продолжить заседание Совета без посторонних. Ты свободна, Матильда. Можешь идти.

Она вышла с гордо поднятой головой.

Ни разу не оглянувшись на людей без будущего.

LXXXIV

– Tout de meme вновь прошу fils du comte…

– Да ладно тебе! Сказал ведь: не гневаюсь!

– …о снисхождении…

– Слушай, тебе что, больше заняться нечем?!

– …si forz pechiez m’appresset!

– Есть хочу! Иди принеси!

Слуга послушно исчез. Вит проводил его взглядом и вздохнул. У чудесной сказки начали объявляться темные стороны. Например, приставучесть челяди. Этот вот слуга со странной гремухой «Камердинер» не мог себе простить, что позволил «fils du comte» одеться самостоятельно. И уже в восьмой раз за утро, сбиваясь на картавое болботанье, каялся. Лез целовать в плечико. Строил глазки. Изгнать его можно было, лишь отправив за чем-нибудь. Лучше за едой. Правда, поначалу хитрый Камердинер пытался увильнуть, норовя окончательно запутать Вита в крючочках и шнурочках. Пришлось грозно нахмуриться.

В итоге стол перед Витом оказался заставлен снедью.

Хоть гостей зови.

Юноша слегка скучал. Что называется, душа не на месте. Хотелось к Матильде. На худой конец сошел бы святой отец: поговорить. Когда привалило счастье и тебе не с кем поделиться радостью, распустить пышный хвост похвальбы – счастье съеживается, комкается, становится плоским. Обыденным. Будто старая картина…

…Кукла!.. хочу!..

Детский голос исчез, едва возникнув. Вит мотнул головой, отгоняя наважденье. Полчаса назад он выходил во двор. Якобы по нужде. Задерживать не стали, чему юноша втайне обрадовался. Значит, правда; значит, стеречь не велено. Но выйти за ворота, на улицу, побоялся. Казалось: стоит покинуть дом новоявленного отца, и обратной дороги уже не найдешь никогда.

Будешь потом локти кусать.

Граф обещал зайти после завтрака… там и посмотрим.

Вит привстал: из окна была видна улица. Нет, никого. Хоть бы карета проехала… все развлечение. Случайный прохожий его сперва не заинтересовал. Тощий, сутулый, тот жался к стеночке, поминутно натягивая колпак на зябнувшие уши. Когда грязный плащ распахнулся, сверкнуло двуцветье наряда: красное с синим.

Прохожий, словно почуяв чужое внимание, украдкой огляделся.

Юноша кинулся, распахнул окно настежь.

– Крючок!

Беньямин Хукс – а это был именно проштрафившийся писаришко – подпрыгнул на месте. Меньше всего он ожидал оклика из дома юстициария цу Рейвиш. «Влип! влип!..» – сердце рухнуло в пятки, дробным топотом унося хозяина прочь. Вот думал срезать дорогу… срезал, значит!..

– Стой! стой, дурачина! Эй, кто там! – хватайте его!..

101