Богадельня - Страница 93

Значит, не ушел. Взяли, гады.

Значит, он в темнице.

Живо представилась тюрьма. Склизкие стены, гнилье соломы на каменном полу. Вонь, крысы, лязг засова – и горстяник Мертен, явившийся за узником, чтобы препроводить в пыточную. Вит зажмурился изо всех сил, пытаясь отгородиться от страха, ждущего по другую сторону плотно сомкнутых век. Вспомнились тьма, одиночество и боль: так случилось ночью, когда он лег спать, спрятав под подушку треклятую «дульгецию». Но боль Искупленья оказалась терпимой – наверное потому, что Вит терпел и мучился один. Святой отец сказал правду: в аду никого не было. Просто ночь, боль и ты сам. Ад – это совсем не страшно.

Зато в темнице… палачей набежит, дознатчиков…

Тянуть время, ожидая от судьбы кукиш? Вит осторожно шевельнулся и обнаружил, что не связан. Ни веревок, ни кандалов. Уже хорошо. Лежит на мягком и гладком. Гнилая солома? – вряд ли. Не похоже ни капельки. На всякий случай принюхался. Запах горящих свечей. И еще – странный, но приятный аромат: фиалки?

Глаза открылись сами собой.

Подумалось: сплю. Только кошмар закончился, и начался совсем другой сон. Добрая сказка. Может, помер? в рай попал?! – грехи-то «дульгецией» искупил! Куда ж теперь, если не на небеса? Или по новой нагрешить успел? Ох, парень, успел! С Тильдой без венца живешь, людей в песочных пальто зашиб крепко! Или когда друзей защищаешь, – это и не грех вовсе?

Отложив трудный вопрос на потом, Вит принялся осматриваться.

Лежал он на кровати. На матерой кроватище, под тяжелым балдахином с кистями по краям. Минут пять любовался вышивкой: рычат львы, похожие на дядьку Штефана… благородные рыцари давят зверюг голыми руками… дамы рукоплещут… Красота! Гладкое и мягкое на поверку оказалось дорогущей тканью. Кажется, ее «атасом» называют. Или «атласом»? Рядом валялась скомканная перина – видать, во сне ворочался и сбросил. Э, да он же голый! Одежу забрали, гады!

Чтоб не сбежал.

Взгляд заметался по комнате – шелковая обивка стен, лепнина потолка, канделябры из бронзы… Украли, пакостники! Сперли! Кожух, новый совсем… шапка!.. башмаки!!! Спрыгнув с кровати, Вит охнул: ступни утонули в мягком ворсе ковра. У окна, отнюдь не забранного решетками, на сундучке валялся знакомый кошель. Набитый под завязку. Ф-фух… вот ведь дурачье! Взять одежу, а деньги оставить! От таких сбежать – пустяки…

Деликатный стук в дверь. Даже не успев как следует обрадоваться, юноша мигом юркнул обратно, натянув перину по уши.

Зайдут, а он – в чем мать родила.

Стыдоба!

– Проснулся ли молодой господин? – осведомились снаружи.

В горле пискнуло:

– Я… я это… Ага!

Еще в октябре Вит непременно принял бы вошедшего за самого главного рыцаря. Небось в ножки пал бы. Однако сейчас от взгляда не укрылись ни граненая булава «массюэль» на поясе, ни особый покрой и расцветка одежды. Обычный слуга. Правда, из челяди знатного дворянина.

Слуга низко-низко поклонился.

– Хорошо ли, молодой господин, изволили почивать?

– Я…

Вовремя пришли на ум братцы Базильсоны. Они ведь тоже его за благородного принимали! Может, и этот?..

– Прикажете начать утренний туалет?

– Да я… – от слова «туалет» не приходилось ждать ничего хорошего. Небось сперва ногти рвать станут. – Мне б штаны…

Бесстрастное лицо слуги изобразило намек на вежливое удивление.

– Молодому господину не подобает ходить в… э-э-э… в его прежних штанах. Велите принести достойный наряд?

Вит слегка обиделся за свои щегольские обновы. Однако счел за благо не спорить.

– Ну, несите…

Слуга молча хлопнул в ладоши. Сразу в дверь повалила челядь с ворохом одежек. Умопомрачительный камзол лилового бархата со вставками, пояс, расшитый жемчугом; атасные (атласные?!) панталоны, каких даже у Дублона не было!.. дивная обувка с бантами-пряжками, берет… У Вита зарябило в глазах. Неужели вся эта роскошь – ему?! Нет, наверное, все-таки сон. А жалко. Ведь в конце концов разбудят.

В темнице, под хохот палачей.

– Позвольте, молодой господин…

– Нет-нет! – отчаянно замахал Вит руками из-под перины, едва не порвав ее в клочья. – Я сам!..

– Как будет угодно молодому господину.

Челядь аккуратно разложила одежду на краю необъятной кровати. «Эх, Матильду бы сюда», – мельком подумал Вит, краснея.

– Молодой господин желает еще чего-нибудь? Вина? Ужин?

– Ага, ужин! И побольше!

Едва дверь за слугами закрылась, юноша принялся лихорадочно одеваться, путаясь в завязках, шнурках, пуговичках, крючочках и прочей дребедени. Наряды – загляденье, королю впору; но пока разберешься, что куда цепляется да пристегивается…

Жаль, зеркала нет. Полюбоваться.

– Ваш ужин, молодой господин.

Слуги внесли столик черного дерева, инкрустированный яшмой и серебром. Следом – два глубоких кресла с гнутыми ножками, обитых бордовым бархатом и с вензелями на спинках. Зачем два? Да кто ж этот сон знает! Вит уже устал удивляться. Следом потянулась череда подносов и блюд, исходя такими ароматами, что юноша чуть слюной не подавился. Он искренне надеялся, что теперь его оставят в покое, дав насладиться ужином, – но не тут-то было!

– Его светлость граф цу Рейвиш! – торжественно провозгласил знакомый слуга.

Вита едва не хватил успевший забыться столбун.

Граф вошел стремительно, но при этом без малейшей торопливости. Слуги разом исчезли, притворив за собой двери; юноша поспешил низко склониться перед его светлостью, а когда осмелился поднять глаза…

Букашка!

Взрослая букашка!

Лицо Жерара-Хагена тронула снисходительная, но вполне доброжелательная улыбка. Мальчик узнал отца. Узнал с первого взгляда. Значит, все складывается наилучшим образом. То, что должно быть сказано, следует говорить сразу, без околичностей, прозрачных намеков и прочей словесной шелухи.